Жили-были
дед и бабка. Спали рядом – для порядка. Дед давно уж позабыл, как он
бабку то любил. Отношенья их фактически развивались платонически. Ну да
сказка не об этом - сказ про то, как прошлым летом, приключилось с ними
чудо. Впрочем, забегать не буду. Обскажу все по порядку – я записывал в
тетрадку. Жили скромно – без достатка. Ели редьку, пили квас. Вот
такой нехитрый ужин каждый день: из раза в раз. Вот на этой грустной
ноте и начну я свой рассказ. Раз «нашло» на старика: «В доме где-то точно была неучтенная мука». Он на бабку строго смотрит, та тихонько взгляд отводит.
-
Да, муки немножко есть. Есть да не про вашу честь. Ты своей немытой
рожей ее трогать не моги. Собиралась я испечь к именинам пироги. -
Что за гнусную змею я пригрел в своем дому. Или ты меня не знаешь?
Ну-ка быстро подь сюда - чтобы не позже получаса на столе была еда.
Может ты не понимаешь? Я сейчас убью кого-то! Объясняю по-английски:
вери хангри – жрать охота. - Все исполню сей же час. Ты испей покуда
квас. Для такого дурака испеку я колобка. Все равно зубов уж нету –
хоть полижешь шарик этот. - Вот и ладно, вот и чудно. Так бы сразу.
Что те трудно? Нелегко меня понять? Думаешь мне не противно – грубой
силой угрожать? Только знай, моя голубка. Ты в моих приоритетах стоишь
сразу за желудком. Хоть ты лбом об стенку бей – понимаешь, кто главней?
Бабка горестно вздохнула, на него рукой махнула,
положив на сгиб другой. Получился жест плохой. Замесила молча тесто,
разогрела в печке место. И скатав то тесто в шар, прямо в пыл его и в
жар, на ухвате поднесла и заслонкой печь закрыла. Вот такие вот дела. Колобку старик был рад, обе ноздри подставляя и вдыхая аромат. - Соблюдала ль в рецептуре ты, старуха, каждый пункт? Не хочу я отравиться, потребляя в одиночку хлебобулочный продукт? -
Ешь, касатик, дорогой. Если что-нибудь случится – марганцовка под
рукой. Не волнуйся – откачаем. Не успеем? Закопаем! Что в лице ты
изменился? Ты бы, Вася, помолился. - Ладно, хватит бредни слушать – time is up, пора покушать. Вилку дед рукой берет - начинает в шарик тыкать, тот от ужаса орет: - Помогите, караул. Дед мне вилкой бок проткнул. Это что ж за вашу мать. Ты нарушил герметичность – буду в дождь я протекать. Дед слегка на пол осел, шок такой, что голос сел. Он спросил его, сипя: - Ты того… Ты чей, дитя? - Ваш, родимые мои. Ваш снаружи - свой внутри. Ведь из вашего я теста слеплен был. Мне все известно. -
Чудо, чудо приключилось. Без любви дите родилось. Прошлогодняя мука
подарила нам сынка. Бабка, срочно все остатки в унитаз слей, без
оглядки. Хватит нищету плодить – нам и так несладко жить. Хлебобулочный
сынок прямо с печки прыг да скок. Буду с вами вместе жить: я ваш сын –
прошу любить. Одного вполне нам хватит – хоть и шарик, но не катит. -
Извиняюсь, прерывая вашей радости моменты, я хочу сказать вам твердо: я
подам на алименты. Я предвижу осложненья, раз я только начав жизнь –
получил такую грубость. - Ты брат – круглый? И катись. Ты кати-кати
отсель. Позабудь о нас совсем. Вот отцовский мой наказ: - Вон отсюда,
сей же час. Жалко хлеба, слова нет. Но ведь я не людоед. Не могу
поднять я вилку на родимую кровинку. Хоть ты режь меня с боков – не
могу я есть сынков. Но и видеть мочи нету – прочь иди. Катись по свету. Колобок, вздохнув протяжно, молвил тихо: -
Все неважно. Если с толком рассудить, как мне с вами дальше жить?
Подрумяненный мой бок станет горла поперек. И однажды по весне, за свою
съедобну сущность, я рискую оказаться в виде гренок на столе. Без меня
вы не скучайте. Не вернусь я – так и знайте. Колобок скатился на
пол, бормоча тихонько матом. Его мягкие бока покалечились слегка.
Разогнавшись по полу, он подпрыгнул и адью. За забором, где трава,
донеслись его слова: - Жадность фраера погубит. Я ушел – судьба рассудит. По
тропинке, в лес густой, он катился, собирая разный мусор головой. Песню
бодро напевал, там, где не хватало рифмы, крепким словом разбавлял. А
навстречу ему заяц: серый, маленький мерзавец. - Кто таков? Чего
здесь бродишь? Почему без шапки ходишь? Без задержки, просто так, мне
по случаю знакомства дай на водку ты пятак. - Стариковский я сынок:
хлебный шарик – колобок. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. Я ищу
здесь смысл жизни, но пока что не нашел. Шапку сроду не носил – сколько
дней себя я помню, с лысым куполом ходил. Денег нет – ну хоть ты лопни.
Понял, мелкий серый гопник? - Твой задиристый характер мы на нет
сейчас сведем. Земляков по лесу кликну и толпой тебя побьем. Раскатаем
тебя в блинчик: сменим плоскостью объем. - Эх, в «качель тебя
тудыть». Разогнался слишком быстро – будет больно тормозить. Из-за
денежной пятерки неохота с хулиганом разводить гнилые «терки». Я,
пожалуй, покачусь. И не стой как медный всадник – я обратно не вернусь.
Ради мира на земле сохраню нейтралитет – для меня пушистый заяц нулевой
авторитет. Подмигнул он правым глазом, взял разгон, прибавил газа, и
исчез в густой траве, оставляя массой тела борозду в сырой земле. Заяц
челюсть подобрал, смачно плюнул, вслед послал пожелания в пути, показав
интимный орган, тот на кой ему идти. Только зайца пошлый выкрик в воздухе лесном умолк, как дорожку преграждает новый странник – серый волк. - Здравствуй, миленький дружок, без начинки пирожок. Ты, вообще какого пола? – Задает вопросы волк. Колобок, поднявши брови, в изумлении свистит. - Дядя волк. Дозволь вопросик: и давно ты трансвестит? Волк застенчиво краснеет, на щеках румянец рдеет. - Ты, джигит, откуда взялся? Как об этом догадался? -
Так понять немудрено: для таких не нужно бирки – сразу видно, что
говно. Когти лаком ты изгадил, губы смачно напомадил. Да и юбки той
покрой откровенно не мужской. - Ты познать мужскую сущность хочешь?
Я б тебя тогда развлек. Дам тебе я десять баксов – понимаешь мой намек.
Ты чего в кусты полез – я обманывать не буду, я тебе не МТС. - Тетя
волк, имей в виду – посторонние предметы внутрь себя я не введу.
Однополых отношений и подобных извращений не приемлет моя суть – тут
уж, волк, не обессудь. Кстати, тут недалеко, заяц есть один такой.
Деньги любит, так что ты прям к нему шары кати. Скрылся волк за поворотом, колобок пришел к болоту. Рядом с ним сидит лиса, по всей шкуре волоса. -
Здравствуй, рыжая подруга. Спляшем вместе буги-вуги. Я от дедушки ушел,
я от бабушки ушел. Я от зайчика смотался, с глупым волком распрощался.
И теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться. Стой, за сердце не
хватайся. Это шутка – не пугайся. - Повтори погромче, брат. Я
настрою аппарат. К старости совсем оглохла – слышу слабо, вижу плохо.
Уж не так теперь и звонки барабанов перепонки. Колобок подходит
ближе, а лиса нагнулась ниже. Он почти уже орет, а она его берет, и без
всяких промедлений натурально прямо жрет. Колобок пищит от страха,
посылает ее всяко (для ребят, кто любит мат - есть отдельный вариант).
Не прошло пяти минут, как был сожран без остатка хлебобулочный продукт. Подводя моральный смысл в окончании стиха, мы заметим однозначно: - Без лоха и жизнь плоха!
|